ЖД - Страница 87

– Да, да. – Он погладил ее по спине – и поразился тому, как сведены у нее все мышцы, в каком страшном напряжении остается она до сих пор, хотя вот уж час как они лежат рядом и он пытается ее разговорить. – Спи, тебе надо много спать. Я не знал, а то бы давно уже не…

Он хотел сказать, что не допустил бы никакой близости, признайся она ему, что беременна: на четвертом месяце, знал он, уже опасно, да ей и не до того сейчас. Она все поняла.

– Мне от тебя никакого вреда не будет. Мне от другого вред будет.

– Отчего?

– Узнаешь еще. Погоди, много всего узнаешь.

Губернатору казалось, что они проспали всего час, но когда его разбудил оглушительный телефонный звонок – уже светало. Снов не было, спал он путано, часто просыпался, мерз, смотрел на Ашу – все казалось, что сбежала. Прыгнув к телефону, взглянул на часы – половина седьмого. Вызывала Москва.

– Слушаю, – буркнул он, не заботясь принять этакий бодрый и гордый тон, как бы еще не ложился, весь в государственных делах. Напротив, ему хотелось показать, что ради Москвы он не станет притворяться чрезмерно деятельным – стесняться нечего.

– Примите распоряжение, – равнодушно сказал секретарь. – Бороздину Алексею Петровичу, от пятнадцатого июля. Цитата дня: от святителя Евстахия Дальнобойного глас шестый. Аще же кто не чтит белоснежныя памяти предков, кровью своею поливших землю Отечества, широко распространенного во все пределы, того отрыгнем из уст своих, како отхаркиваем склизкую мокроту. Слово дня: консервативная модернизация. Солнце в Овне, Венера благоприятствует эксперименту. По друидическому календарю день традесканции, благоприятствует гаданию. Вам надлежит сего дня двенадцать часов Москвы прибыть Архангельское получения дальнейших указаний самолет выслан категория срочно, срочно, как поняли, прием.

– Вас понял, – севшим голосом сказал губернатор. Вызов в Москву после непременной гороскопно-цитатной пурги, в последнее время открывавшей все распоряжения, был для него как удар обухом. Он мысленно приготовился к идиотскому распоряжению вроде анемометров, но дело было серьезнее. Он отчего-то с самого начала знал, что ситуация связана с Ашей, и тут же вспомнил ее слова о том, что волки пролезут, коли понадобится, в любую щель; однако допустить самую мысль, что в верхах знают о туземцах и туземные смутные верования тревожат их, он не мог ни при какой погоде. Если наверху солидарны с Рякиным и Стешиным, это означает конец безоговорочный и бесповоротный. Аша проснулась и села на кровати.

– Вызвали, да? – хрипло спросила она.

– Да, – он не видел смысла врать.

– Ну, я ж говорила. Значит, и они знают.

– Аша, ну что такое! – закричал он, перестав сдерживаться. – Ты же не дура, не дикарка, в конце концов! Вас же всех учили чему-то! Ты всерьез веришь, что меня вызывают в Москву, потому что ты можешь родить антихриста?!

– Я не верю, я знаю, – почти беззвучно ответила она.

– Ты полетишь со мной.

– Никогда. Они меня прямо там заберут.

Господи, как в них укоренился страх, что заберут, подумал губернатор. А с другой стороны, что еще с ними тут делали?

– Хорошо. Что ты предлагаешь?

– Прямо сейчас в Дегунино меня отправь. Или на поезд посади, или машину дай.

– Где твое Дегунино?

– От Курска будет километров двести, но там петлять надо. Я дорогу знаю.

– Если там действительно боевые действия, ты никак туда не попадешь.

– Я-то попаду, – сказала она, глядя в сторону. – Я туда всяко попаду. Мне лишь бы по дороге никто зла не натворил.

– Что, могут?

– Ой могут. Все уж знают небось. Наша почта быстрая.

– Я сам отвезу тебя.

– Далеко везти, губернатор. Тебе нельзя отлучаться настолько. Ну, а скажут мне, чтоб я в горы шла? Ты куда денешься – со мной пойдешь?

– Ничего тебе не скажут, брось глупости.

– Ладно, не о том речь. Как ты отправишь меня?

– Мне сейчас надо вылетать, самолет выслали. Я тебя отправлю, когда вернусь, а пока ты здесь пересидишь под охраной.

– Нет! – крикнула она. – Здесь я ни под какой охраной сидеть не буду. Здесь без тебя что угодно сделают. Есть у тебя в городе где спрятать меня?

– А у своих тебе негде пересидеть?

– К моим мне нельзя теперь, я для своих теперь зачумленная.

– О черт!

Губернатор принялся лихорадочно одеваться. Прятать ему еще никого не приходилось. Черт бы их побрал с их древними поверьями. И тут он вспомнил о Григории – безобидном местном алкаше, не из туземцев, который приторговывал изделиями местных промыслов и пару раз консультировал губернатора по истории края. Знания у Григория были самые поверхностные, о волках он только слышал и личным знакомством похвастаться не мог, но город и его окрестности знал, как свои пять пальцев. Как его занесло в эти края – никто толком сказать не мог; сам он смутно намекал, что жил когда-то в Москве и работал на расхазаренного впоследствии олигарха; «расхазаренный» – был его собственный неологизм. Еще до того, как олигарх был взят к ответу со всей семьей, пиарщик бежал в леса: закатиться в Сибирь, в щелку дальнего и темного округа, представлялось ему единственным спасением, и он не ошибся. Его, быть может, искали в Москве, а может, он преувеличил опасность, – но в Сибири ему жилось славно, он взял в жены туземку из простых, полуграмотных и по-гогеновски смуглых, с блинообразным, но не лишенным миловидности лицом; жил на окраине, в разваливающейся хрущобе, разбил огород, печатался за копейки в местной газете – словом, вел нормальную жизнь провинциального интеллигента, отличаясь, правда, тем, что было у него кое-что припрятано с пиаровских времен. Удивительней всего в бывшем пиарщике была его бытовая непритязательность: судя по его рассказам, он должен был привыкнуть к роскоши, – но то ли в профессиональный кодекс людей его круга входила полезная способность быстро приноравливаться к любым обстоятельствам, то ли он так был рад уцелеть, что и хрущобу на сибирской окраине считал счастьем. У Григория Ашу точно никто не стал бы искать: он умудрился так хорошо закатиться в щель, что о нем в самом деле забыли. Он и губернатору советовал поступить так же: «Погодите, сейчас всех будут менять, дойдет и до вас. А если вы отползете в сторону, вашего отсутствия в первый год никто и не заметит. Поставьте за себя хоть Никиту – он этикет знает. Помяните мое слово: сейчас никому ничего не нужно, кроме как сажать. Иначе государство просто не прокормится. Оно тихо жрет само себя, и вас обязательно схарчат – потому что надо же брать и начальство, чтобы народ не возроптал».